Не мешало бы вколоть ей «Прилив» – но совершенно неизвестно, как он на нее подействует в ее нынешнем состоянии. Ручаться можно, разработчики в жизни не думали, что их адское варево может понадобиться женщине, одолеваемой исконно дамской хворью. Так что лучше не экспериментировать…
– Сколько там еще, четверо? – тихо спросила она, усаживаясь на расстеленную изнанкой вверх куртку. – Бог ты мой, сплошные трупы вместо дорожных указателей, и полицейский вдобавок…
– Коррумпированный, – усмехнулся Мазур.
– Думаешь, эту разницу учтут? – резонно спросила она.
– Отсюда вывод: не попадаться, – сказал Мазур. – Знаешь, у меня временами бывает идиотское ощущение: словно ничего вокруг и нет. Я имею в виду, кажется порой, что на свете есть только диверсанты, те, кто за ними гонится, – и, конечно, цель. Объект. А все остальное и все остальные – некий подвижной фон, неодушевленный, этакая живая декорация.
– Рехнуться можно, – сказала она.
– А у тебя что, такого ощущения не бывает?
– Бог миловал.
– Это от молодости, – сказал Мазур. – Как только… ага!
Вдали показались желтые огни – приближалась колонна. Вскоре раздался и шум моторов, три «шестьдесят шестых», те самые, шли с небольшими интервалами, переваливаясь на колдобинах, натужно взревывая. Слышно было, как в кузове второго то и дело шумно перекатывается что-то тяжелое, похоже, ящики – груз не закрепили, работнички, нет на них хорошего старорежимного старшины. Эта армейская разновидность жизни ныне практически вымерла – но Мазур ее еще застал…
Он пропустил мимо первый грузовик, второй… Стоял метрах в десяти от обочины, чтобы не попасть под луч света, – водители беззаботно врубили дальний, благо встречного движения не было и ослепить никого не ослепишь.
Поднял автомат, положив ствол на сук, тщательно прицелился и плавно потянул спуск. И еще раз.
Сначала ничего не произошло – третий грузовик как ни в чем ни бывало прошумел мимо, колыхаясь по-утиному. Промахнуться Мазур не мог и потому терпеливо ждал.
Красный огонек над номерным знаком последней машины удалился метров на пятьдесят, когда впереди раздался скрип скверно отрегулированных тормозов, гудки вразнобой. Гудки почти сразу же стихли, колонна остановилась.
– Пошли!! – шепотом распорядился Мазур.
Уже издали можно было разобрать яростный затейливый мат. Второй грузовик стоял, самую чуточку накренившись на правое переднее колесо, в лучах фар мелькали фигуры в выцветших бушлатах, неторопливо стекавшиеся к пострадавшей машине. Ее шофера можно было определить издали – он один, пиная безвинное колесо, суетился, и сыпал проклятьями. Остальные взирали вполне философски. Мазур насчитал восемь человек – надо полагать, все. Они крались в темноте к последней машине. Ясно было, что ни одна живая душа не заподозрила злодейского умысла, дела человеческих рук, Мазур на их месте тоже не заподозрил бы. Войны в этих местах не случалось лет семьдесят, со времен последних крестьянских восстаний против красных, а вражеских диверсантов здесь никто не ожидает—и правильно делает, в общем…
Мазур подхватил Джен за бока, подкинул вверх. Она перевалилась через борт, исчезла под тентом. Прыгнул следом. Присел и зажег фонарик – так, чтобы луч оказался ниже уровня брезентового тента.
Похоже, они, отправляясь в город, рассчитывали на гораздо больший груз – уже вторая машина шла полупустой, иначе не катались бы так ящики. А здесь, кроме вороха брезентовых полотнищ у кабины, больше ничего и не было.
Выключив фонарик, Мазур на ощупь устроил Джен в уголке кузова, прикрыл ее до горла брезентом, ожесточенно вонявшим соляркой и пылью. Подумал, что выглядеть они оба будут, как черти после субботника по чистке котлов, – но выбора не было.
Выпрямился. Целлулоидные окошечки тента были мутными, увидеть сквозь них ничего не удалось бы, не мыты сто лет. Впрочем, пока что и не было нужды. Совсем близко кто-то плаксиво тянул:
– Нет, ребята, ну давайте елку срубим, вагой поднимем, топор же есть… Мне что, до утра куковать?
Его перекрыл целый хор протестующих голосов – похоже, никому не хотелось возиться, да еще в темноте. Нет сомнений, они и впрямь затарились в забегаловке водочкой – очень уж страстно вопили, упрекая раззяву, а тот отругивался, уверяя, что, когда отъезжали от придорожного гадюшника, старательно попинал все покрышки, но ничего подозрительного не заметил:
– Железяка какая-нибудь валялась…
– Ага, из леса прилетела, – хмыкнул кто-то, не подозревая, насколько был близок к истине. – Ну ты и чмо болотное, Козырь, из-за тебя теперь дедушки за стол и в полночь не сядут…
– Ребята, если вагой…
– Цыц! – рявкнул кто-то. – Еще вертолет вызовем… Ладно, так: все едут на точку, а Козырь остается стеречь казенное имущество. Сам виноват, домкрат в кузове возить надо… Не хнычь, Козырь, разбужу кого из скворцов, пошлю к тебе с домкратом… Па-а машинам, господа деды, водяра прокиснет!
Под обрадованные возгласы все кинулись по машинам, застучали сапоги. В кузов к Мазуру и Джен никто не сел.
«ГАЗ» дернулся, взял влево, объезжая пострадавший грузовик, у которого все еще матерился в голос бедняга Козырь. Заорал вслед:
– Вадька, пошли скворца, не забу-удь!
Мазур проделал ножом дыру в брезенте и стал смотреть вперед. Довольно долго тянулся однообразный пейзаж – стена елей, по которым скользили лучи фар, дорога почти не петляла, шла, как по ниточке.
Машину подбрасывало. Встав на корточки и пытаясь рассмотреть в темноте лицо девушки, Мазур сказал:
– Все, никакой погони уже не будет…