След пираньи - Страница 148


К оглавлению

148

– Понятно. Мы поможем, конечно, только стоит ли вам возвращаться туда в три часа ночи?

– А удобно ли… – сказал Мазур.

– Помилуйте! – словно бы даже оскорбился молодой человек. – Все это, – он обвел рукой вокруг, – лишь часть сотворенного Господом мира, какие же преимущества мы имеем перед вами? Какое мы имеем право именовать себя «хозяевами», а вас – «гостями»?

– Ну, я вот слышу – собаки…

– Увы, – сказал молодой человек. – Не можем мы простирать терпимость настолько, чтобы позволить враждебно настроенным личностям поджечь поселок. Построенный своими руками.

– Да уж, так далеко заходить не стоит, – кивнул Мазур без всякой насмешки. – Все красивое, жалко… Сташук, Виктор Степанович, – он поколебался. – Жена у меня иностранка, по-русски не понимает…

– Апостол Иона, – сказал молодой человек так просто, словно именовал себя прапорщиком. – Один из круга стоящих близ Учителя…

«Ну конечно, – подумал Мазур. – Должен быть и Учитель с большой буквы, без этого в таких делах никак нельзя…» А вслух сказал:

– Очень приятно.

– Благодарю вас, – серьезно сказал апостол Иона. – Уже по вашим первым словам видно, что вы принимаете нас без малейшей насмешки, доброжелательно…

Мазур пожал плечами:

– Каждый вправе жить, как он хочет… Значит, все это вы сами построили? Молодцы…

– Благодарю вас, – повторил «апостол». – Пойдемте, пожалуйста, я представлю вас Учителю…

– А удобно ли в три часа ночи?

– Учитель в это время как раз готовится к медитациям, – сказал молодой человек. – Не беспокойтесь, он рад любому гостю, пусть даже пришедшему сюда по воле обстоятельств. Ибо никогда не известно, где кончается случай и начинается предначертание судьбы…

– Это верно, – сказал Мазур искренне, согласный с последней фразой на все сто.

Они вышли к самому большому дому, похожему на остальные, но двухэтажному и украшенному вдобавок высокой колоколенкой. Кажется, там и колокол висел.

– Простите, а как все это называется? – спросил Мазур, когда они поднимались на крыльцо.

– Община Учителя Варфоломея, последнего и окончательного воплощения Христа.

Это было произнесено столь благоговейно, истово, что Мазуру стало немного не по себе, – он инстинктивно побаивался сумасшедших, как всякий нормальный мужик…

Широкий коридор, увешанный огромными иконами, – краски яркие, свежие. Мазур моментально рассмотрел, что от христианских икон эти отличаются изрядно: чересчур уж огромны глаза святых, а балахоны скорее буддистские и украшены самыми разнообразными символами, многих из которых Мазур никогда прежде и не видел. Он задержался, рассматривая зеленоликого важного субъекта с бородой в три косички, восседавшего на черепахе с гордым видом сержанта, вдруг произведенного сразу в полковники. Панцирь черепахи состоял из множества выпуклых иероглифов, а во рту у нее белели клыки, подходившие скорее тигру.

– Великий Дамбу-Ньоган, светоч религии бон, – сказал молодой человек с едва уловимой ноткой нетерпения.

«Сматываться надо», – подумал Мазур. Бон – «черная вера», антипод буддизма с утонувшими во мраке веков корнями, с ней в свое время заигрывали и Ленин, и Гитлер, как раз и позаимствовавший свою перевернутую свастику у этих загадочных колдунов. Хорошо, если этот их Дамбу-Ньоган – очередная, выдранная с мясом деталька дурацкой мозаики, а вдруг тут всерьез играют в сатанистские игры?

«Апостол Иона» ввел их в обширную светлую комнату, усадил в высокие кресла, приятно пахнущие свежим деревом. Мазур поставил сумку у ножки, огляделся. «Апостол», пробормотав извинения, вышел.

– Ну? – нетерпеливо спросила Джен.

– Держи ушки на макушке, – тихо сказал Мазур. – Будь готова в любой момент…

Полукруглая дверь бесшумно открылась. Вошел худой человек неопределенного возраста – в первый миг Мазур и не рассмотрел ничего, кроме аккуратно расчесанной гривы, длинной бороды клином и больших запавших глаз. Да и потом рассмотрел немногим больше – «ботва» оказалась столь обильной, что в ней вполне можно было спрятать «Мини-Узи» с запасным магазином. Интересно, как его следует приветствовать? Мазур, не раздумывая, чуть привстал и вежливо раскланялся.

В ответ волосатик в обширном алом балахоне поклонился ему чуть ли не земным поклоном, присел на краешек стула по другую сторону резного деревянного стола и сказал:

– Приветствую вас в сей обители, ибо я, воплощение отца моего, смиренный Варфоломей, для того и воздвиг ее, чтобы утешить страждущего и накормить голодного…

Произнесено это было столь елейно, что Мазуру показалось, будто задницу ему намазали вареньем и вот-вот начнут облизывать, столь же велеречиво объясняя это заботой о путниках. Интересно, зачем этому Варфоломею укрепленная по коньку крыши радиоантенна, вполне подходившая для мощного передатчика типа АРХ или аналогичного? Ее-то Мазур успел рассмотреть – натренирован был замечать нечто подобное в любой темноте. Распространять учение по прилегающему эфиру или с единомышленниками перекликаться? С некоторых пор нестандартные таежные заимки ничего, кроме тревоги, у Мазура не вызывали…

Некоторое время они, словно Чичиков с Маниловым, усердно состязались в благовоспитанности – Мазур извинялся за неожиданное вторжение, а смиренный Варфоломей объяснял, что для него нет умилительнее радости, нежели принять в обители своей страждущего странника, твердо могущего рассчитывать на гостеприимство хоть до скончания времен.

Слава богу, состязание это вскоре было прервано – вошел еще один богатый растительностью молодой человек в черном балахоне, с поклоном принялся расставлять на столе стеклянные кувшины, блюдца и тарелки. В деревянном горшочке золотился мед, на блюде горой лежали свежие огурчики.

148