Вломились в заросли переспевшего крыжовника. Перевалив через невысокий холм, спустились в котловину. За ней вздымались серые скалы. Туманное облачко аэрозоля оросило камни. Мазур кивнул на вершину.
Обзор оттуда открывался прекрасный, километров на двадцать. Лежа на камнях, оба минут через десять увидели, как слева, далеко внизу, далеко в стороне, с десяток мохнатых клубков пронесся по сухому руслу – забирая туда, где людей не было и быть не могло.
– Сбились со следа, – переводя дух, заявила Джен с самодовольством опытной таежницы. – Пронесло…
– Меня тоже, – хмыкнул Мазур, но она не поняла юмора – в английском той игры слов не получается… Никакого тебе каламбура. Джен недоумевающе покосилась, но он не стал углубляться в лингвистические дебри.
Лежа на боку, подтащил к себе рюкзак, проверил арсенал. Два автоматных магазина на тридцать патронов – и в том, что вставлен, осталась примерно половина. Два десятка пистолетных патронов и две осколочных гранаты. Не густо…
– Куда пойдем? – спросила она.
– Вон туда, – показал Мазур. – В противоположную сторону. Слегка отклонимся от маршрута, но тут уж ничего не поделаешь, лучше оказаться от них подальше. Упрямые, твари…
Поднес к глазам бинокль, но волков уже не увидел – скрылись в чащобе на юго-западе. Солнце садилось, от скалы протянулась длиннющая тень длиной километра в три, черным треугольником лежавшая на темно-зеленых кронах, почти упиравшаяся в округлую сопку за узенькой речушкой.
– А я читала Фарли Моуэта, – сообщила вдруг Джен. – Не читал?
– Нет.
– Этот парень полгода, кажется, жил в Канаде один-одинешенек среди волков, и они его ни разу не тронули…
– Значит, нам попались неправильные волки, – проворчал Мазур. – Надо им об этом сказать, как встретимся…
У самого горизонта что-то блеснуло. Мазур вскинул бинокль.
Давешний сине-белый вертолет упорно кружил над тайгой на западе.
– Знаешь что, давай-ка отсюда сматываться, – сказал он. – Скоро стемнеет, а нам еще ночлег искать…
Такого скверного ночлега им за все время странствий еще не выпадало – коротать ночь пришлось по-птичьему: на сосне, выбрав дерево повыше, с толстыми сучьями. Мазур не сомневался, что «Антисобакин» отшибет у оставшихся волков чутье не менее надежно, чем у их дальних родственников, взятых человеком на службу, но Джен откровенно паниковала. Боже упаси, вслух не жаловалась, храбрясь изо всех сил, держа марку то ли стойкого и несгибаемого агента ФБР, то ли малость зацикленной на женском равноправии феминисточки, но глаза говорили красноречивее слов. Чересчур жестоко было бы насмехаться над ней или, несмотря ни на что, разбивать лагерь на земле.
А посему Мазур притворился, что вполне разделяет ее тревоги и считает, будто ночлег на дереве – мудрейшее стратегическое решение, давно пришедшее в голову ему самому. Хороший командир знает, что толковых подчиненных не грех иногда и побаловать – так, самую чуточку. Чтобы и не подозревали, будто их балуют… И если уж быть предельно честным перед самим собой, он решил подстраховаться. «Собакин» «собакином», но полной гарантии он дать не может. Вот если бы распылить его на квадратном километре… Какая-нибудь ловкая тварь, благодаря счастливому для нее стечению обстоятельств обогнувшая «зараженный» участок и сохранившая чутье, могла отыскать следы. Все его знакомые здешние охотники отзывались о волкособаках предельно матерно, но и весьма уважительно – как сам Мазур среди понимающих людей о «тюленях» Ван Клеена или «красных беретах»…
Предприятие его ждало нешуточное: пришлось сделать лассо из остатков веревки – хорошо еще, там был изрядный кусок, – сначала взобраться самому, десять раз проверить каждый сук, чтобы не подломился в самый неподходящий момент, потом поднять к развилке (он все глаза проглядел и долго бродил по лесу, пока отыскал сосну с подходящей развилкой) рюкзаки и Джен, потом привязать девушку к стволу ремнем, чтобы не навернулась вниз во сне…
– Представь, что это такой пикник, – сказал он, сидя верхом на суку и подавая ей продукты. – Благовоспитанная девочка выбралась в лес с благонравным джентльменом…
– …я такие пикники… – проворчала себе под нос благовоспитанная девочка.
– Полностью с тобой согласен, – сказал Мазур. – Но поесть все же нужно – горючее заливают в бак, не спрашивая, нравится это мотору или нет.
– Есть, сэр… Дай шоколаду. А ветчины не надо, хорошо?
– У самого в глотку не полезет, – понятливо кивнул Мазур.
Его самого, как и всякого военного человека с четвертьвековым стажем, служба приучила спать где угодно, на чем угодно и в любой позиции. Будь он один, безмятежно дрых бы до рассвета. Но рефлекс командира, отвечающего за подчиненного, заставлял то и дело открывать глаза, проверяя, как там Джен. Она, похоже, так и не сомкнула глаз – молчала, прижавшись к стволу и обхватив его обеими руками, делала вид, будто дремлет, но, поклясться можно, так и не заснула. В очередной раз (когда вокруг уже посерело, и близился рассвет) Мазур вынырнул из беспокойной дремы от ее вскрика. Оказалось, внизу что-то померещилось.
С дерева слезли, когда вокруг было еще темно. Мазур подозревал, что и Джен надоело играть в первобытных людей, ломота во всем теле пересилила прежние страхи, ставшие чуточку абстрактными. И показал ей кое-какие упражнения, предназначенные как раз для подобных случаев, – размять затекшие мускулы и привести тело в полную боевую готовность.
Проделав весь комплекс и убедившись в его действенности, Джен не без ехидства поинтересовалась: